Ковбой Джо и конфликт с внутренним голосом
(или как я убиваю время в королевстве Нидерланды)
История в трёх частях
Часть Первая
Казалось бы, ковбой Джон проснулся. Он протянул тучное тело и попробовал встать, но, к сожалению, сразу подняться не удалось. Ноги не смогли выдержать вес туловища, он плюхнулся на постель, ударив голову о стене. В мутности его сознания на момент промелькнула полудохлая мыслишка, что, наверное, после вчерашней выходке, он ещё пьян.
Джон попытался зафиксировать свой взгляд на трещине в потолке, но, как у сумасбродного, зрачки до боли напрягались, а глаза шатается, чуть не выскакивая из орбит. Тело его было погружено во всеобщей немощи, и не слушалось команду его Внутреннего голоса встать. Ковбой Джон печально и тяжело вздохнул, но вдруг, неожиданно, нос так изнутри зачесался, что ему захотелось чихнуть, но чихнуть он не смог, а вместе того из его горла вырвался сиплый хрип, и Джон перестал сопротивляться своей дряхлости. Помутневшие глаза ковбоя перекрутились ещё несколько раз в своих орбитах, и веки тяжко захлопнулись. Теряя визуальную связь с окружающим миром, сознание Джона замкнулось как будто в точку, и полностью отключилось. Утонувший в себе, ковбой Джон погрузился снова в глубокий сон. Внутренний голос Джона молчал.
А в это время мир вокруг уже просыпался.
Утренний бриз, увлечённый гонкой за опавшими листьями и первыми солнечными зайчиками, ветками яблони стучался в окно Джона. Скот мычал и с нетерпением ждал открытия загона, но ковбой Джон спал и похрапывал громким раскатистым стакатто. На кухне скрипело старенькое радио, отбивали тик дедушкины часы с боем.
Соседский Кот, который не разу получал сапогом Джона, напряжённо оглядывался, прогибая слегка свои ножки с почти горизонтально протянутом телом, быстро, чередой низких, виртуозных прыжков и ускоренных, но коротких пробежек по подоконникам, стремительно приближался к открытому окну кухни ковбоя. Прошлые столкновения с Джона, вызывали у Кота кучу неприятных воспоминаний и острой тревожности его инстинкта самосохранения. Наконец, достигший окна Джона, Кот всё-таки остановился, настраивая ушки как локаторы оценил ситуацию, но поощрён грохот храпением ковбоя, Кот, видимо, расслабился и, на момент гордо подняв хвост, бесцеремонно, смело, легко и изящно прыгнул с подоконника на кухонной столешницы. Оказавшись внутри, понюхал на разных сторон в воздухе, и с своей врождённой, кошачьей проницательности начал свою тщательную, разведывательную операцию между огромное количество немытых тарелок, сковородок, всевозможной кухонный утвари и засохших на ней остатки пищи. Коту так хотелось вылизать оставшейся жир от стейков. Съесть хрупких корочек от подгорелых омлетов. Он лакомo облизывал свой ротик. Совал свой носик между кучу разброшенных, тарелок и сковородок, сосредоточено обнюхивал их. Из посуды вылетали мухи, нагло кружились ему над голову. От таким изобилием летающих субъектов и съедобных отходов, Кот, видимо, взволновался и засуетился.
Он поднялся на задних лапах, передние поднял вверх, приоткрывая ротик, подпрыгивал, пытался схарчить кружащихся над ним мух. Он так увлёкся этим, что на долю секунду не смог удержать равновесие, задел задней лапкой рукоятку сковороды со скучканных на ней тарелок, вилок и ложек, и, вдруг, посуда с треском вывалилась, громко разбиваясь в пол. Часы зазвенели боем медного колокола. От неожиданность произошедшего Кот с удивлённым взглядом застыл, не сдвинулся с местом. Он приоткрыл широко глазки, моргнув пару раз, и даже некоторые время пристально отслеживал причудливые кружки вывалившихся на пол кастрюльных крышек.
От шума и грохота на кухне чудесным образом ковбой Джон не только проснулся, но и сразу осознал, кто там у него хозяйничать на кухне. Не первый был раз, это был ненавистный и наглый кот его соседа по ферме, Сбигнева-Этора Кшишстовского. Взбешённость придала сил телу ковбоя, он удивительно резко и быстро смог подняться с кровати, залётами и матом добрался до кухне. Тучным телом Джон заполнил кухонный проём, из горла ковбоя вырвался сильнейшей, гневный крик. Вышедшей прямо из подполья ковбойского похмелья с бас-баритоновый оттенок, крик Джона буквально ошарашил Кота-Кшишстовского и заставил его вздрогнуть. Koт от ужаса, как будто окаменел, но не растерялся. Тело его было готово на прыжок, но всё-таки он нагло повернулся, посмотрел ковбою в глазах, и их взгляды сцепились в схватку. Ковбой брызгал слюной и гудел, как старый паровоз, а Кот с пренебрежением моргнул в его сторону, даже успел язычком зачистит свою лапку, но потом, не теряя больше время, быстро и элегантно спрыгнул с окна в сад, мгновенно исчезая между высокими травами и сорняками .
Яростный голос Джона ещё долго гремел, заполняя кухонь канонадой ругательств в адрес соседского Кота. Весьма узкое пространство кухни вибрировала в башенных частотах, осколки посуды на полу дрожали и звенели, превращаясь в пыль, часы казалось бы притихли. Обещая себе обязательно потом тщательно убраться на кухне, Джон сапогом смёл все крошки в угол. Перед его глазами с удивительной скоростью прокатывались кровожадные картины его мщения. Желание осуществить их крепко сдавило Джону горло. "Разыскать бы соседского Кота- преступника, расстрелять его, а потом повесить на дерево для назидания", -думал ковбой. Внутренний голос Джона промолчал.
Джон резко, с залётами, выбежал из кухни, вломился в другую комнату, начал неистово искать своего револьвера. Ковбой кричал и матерился, брызгая обильно вокруг себя слюной, занялся розыском, но не находя своего верного друга, револьвера "Джон Брауна", он постепенно затих. Утомлённый и снова попавший в подполья похмелья, Джон совсем притих. Он уселся на кровать, голова у него, как мешок картофеля, повисла на плечах. Ковбой глубоко вздохнул и вдруг вспомнил слова, своего соседа, ковбоя польско-литовского происхождения Сбигнева-Етора Кшишстовского, который сам своими легендарными запоями был известен далеко за пределами штата Техас, что, мол, "клин клином вышибают".
Джон последним усилием дотащился на кухню. Чуть не сорвав с петель, он резко открыл дверь трескучего холодильника. Нашлась бутылку пива. Ковбой с облегчением поднял взгляд к потолку с благодарностью ко всевышнему. Открыв бутылку зубами, Джон залпом вылил себе в глотку её полуторалитровое содержимое. Голова начала потихоньку проясняться. Его туловище возвратило способность снова стоять прямо, или почти прямо, и двигаться без залётов.
Неожиданно, ему так захотелось что-нибудь перекусить. Джон, не глядя, полакомился, засунув в свой ротище коричневое морщинистое яблоко, что валялось на столе. Яблоко казалось прогнившим и полным червей. Ковбой, снова пообещав себе навести порядок на кухне, с досады выплюнул жом на пол, выключил в комнате шипящий со вчера телевизор и вышел во двор. Он подошёл к загону. Там скот толкался и тревожно мчал. Джон с виноватым видом открыл загон. Почуяв свободу, стадо хлынуло в поля и, скоро достигнув почти горизонта, превратилось в маленьких, разброшенных по необъятным полям, точек. Некоторые время Джон взирался вдаль и чувство собственности начало смещать его похмелье, снова заполняя его сознания. Он воскликнул: "О, Гоод блесс Америке" (Господи сохрани и благослови Америку), повернулся в поисках своего старого и верного коня Пентагона.
Со вчерашнего вечера рядом с дверью дома, за дерево был привязан Пентагон. Конь беззаботно грыз листья с веточек ближайшего малинового техасского куста и кротко, и невозмутимо пердел. Джон с виноватым видом преподнёс Пентагону торбу овса и ведро воды, затем вошёл в дом и начал снова суетливо искать своего револьвера «Джона Брауна».
В кишках Джона уже бушевали полтора литра пива, и он ощущал неистовый голод. Ему казалось он смог бы съесть телёнка. Хотелось пойти в посёлок и плотно позавтракать, но появиться в ковбойском баре без револьвера, такое вообще никуда не годилось, такое ковбою было просто невозможным. Джону пришлось долго искать, но слава богу, наконец-то вспомнил посмотреть под кроватью. Там рядом в куче грязных, потёртых, ковбойских сапогах валялся его ремень с кобурам, где внутри лежал его револьвер. Когда ковбой, стоя на корточках, дёрнул ремня и выпрямился, чтобы его вместе с кобура вытащит спод кровать, оттуда выскочила серая мышь с мелкими красными глазёнками. Вместо того, чтобы сбежать, мышка дрожа от панического страха, как парализованная, затаила дух и застыла. Джон ошалел немножко, но на удивление быстро очухался, наступил на мышь ногой. Мышь пискнула. Ковбой размазал её, втирая сапог в пол. Он громко проматерился, плюнул, снова пообещал себе обязательно сделать генеральную уборку и вышел из дома. На пороге потянулся. Не потеряв совсем равновесия, застегивая свой ремень, смог разок чихнуть и выпустил пару отрыжек с привкусом вчерашнем виски, чеснока и утреннем пивком. Затем отвязал Пентагона и промямлил ему что-то. С заметным трудом поднялся на коня, но, прибывая в полной парадной готовности, понесся в галоп к сельскому бару под названием "Трёх сестёр". Ковбой Джон мог думать только о еде и стакане хорошего виски со льдом, так в размер галопа он глотал свою обильную слюну.
Отметим, что по строгим законам штата Техас, Джон за превышением скорости и езду в пьяном виде был трижды оштрафованным и лишён водительских прав на целых 10 лет! Крупные штрафные заплатила тётушка Джона по имени Янъкъ ван дер Фелеен, но за одно сообразила, чтобы он не вздумал на пьяную голову снова покататься, и забрала к себе камионетку своего племянника. Ковбои, как положено, в основном передвигались на своих лошадей, камионетках использовались в основном для езду на больших расстояниях, транспорта кормов и других грузах. Всех кормовых и других товарах тётушка Джона договорилась с производителями, и они доставляли периодически на ферме. Счетоводство велось также с Невады, где жила тётушка Джона, так что Джону без машины не было чёрт знает какая помеха.
Пентагон уже с закрытыми глазами знал дорогу к бару "Трёх сестёр" и с усердием галопировал, как всегда, потом ожидая у двери бара в хорошей компании других ковбойских лошадей свой кубик сена. Когда Джон находился уже на грани взрывоопасный зоны своей озлобленности и ярости, причинённой ему, собственным голодом, Пентагон своим безошибочным, лошадиным инстинктом, почуяв это, напряг свои последние силы и, наконец-то, доскакал до "Трёх сестёр".
Ковбой Джон облегчённо вздохнул. Удивительно умело скрыл, что чуть не разбился, и ему удалось привидно ловко спрыгнуть с лошади. К нему быстро подбежал старый, преданный лакей Обама, который обычно, покуривая марихуану, лежал в сене на веранде.
Ковбой Джон подбросив доллар негру, передал ему повода Пентагона, заказав коню, как обычно, кубик сена. Он потянул тело, наместил ремень с кобурой, как было принято у ковбоев, сбоку на свои толстоватые, даже по-женски округлившихся с годами бёдра.
Таким образом, с наращенной мужественности, он резко рукой втолкнул низкие дверцы бара, и как истукан застрял в проёме, рассматривая с привидно проницательным, но в сущности тупоумным взглядом, на столпотворение вонючих и потных от еды, табака и виски, местных ковбоев.
Услышав "Эй брат! Присаживайся к нами!» - Джон узнал по голосу своего соседа Кшишстовского (хозяина Кота-разбойника).
Сбигнев-Етор Кшишстовский, был ковбой польско-литовского происхождения. Его предки между двумя мировыми войнами эмигрировали в Америку, купили ферму и занялись выращиванием коров и отборных быков в штате Техас. Этим Кшишстовский очень гордился и считал себя потомственным американцем. Также среди местных ковбоев он славился как знаток такого далёкого для ковбоев континент Европы. Он знал всех держав поименно, разбирался лучше всех в географию и мог часами разъяснять полупьяных ковбоях тонкостей и коварство европейской политике, а запои Кшишстовского славились далеко за пределами штата Тексас. Джон самоуверенно подошёл к столу. Поздоровался с ковбоями и уселся рядом с Кшишстовского. Кшишстовский стал двусмысленно улыбаться и рассказал под секрет Джону некие пикантные новостей о новых девушек в баре Трёх Сестёр. Хитроумно подсматривал, жмурил глаза, почти как своего кота разбойника и ехидно хихикал.
Кшишстовский представил Джону женщину с косой цвета соломы, новую официантку Трёх сестёр, некая Джули, бывшая министр-председатель, какой-то не слыханную Джону и не существующею больше страну с континента Кшишстовского, Европы.
"Странно", - подумал ковбой, «у нас тоже в последнее время бывшие президенты едут в лакеи, и лакеи в президенты, миру не понять, только ковбои всегда остаются ковбоями", поэтому, ощупав мягкий зад женщины с косой, он громко заказал ей двойной стейк, виски с льдом и пиво всем.
Ковбойская дружина была уже некоторые время в баре, и пьянка была в самом своем разгаре. Как всегда, Кшишстовский был душой компаний и снова просвещал ковбоях своими тирадами о мировой политике и жизнь в Европе, уже выпившие мужики тупо взирали и слушали его, молча кивали головами, скорее всего не понимая ничего, откуда сам Кшиштовский, где точно эти европейские страны, о которых так уверенно им рассказывал Кшиштовский, но одно они уже точно знали, предки Кшишстовского где-то с Европы, и его авторитет знатока этого континента никто не смел оспаривать. По признанию ковбоев больше про дела в Европе знал только Фредерик Плайтген из CNN.
Ещё разговоры шли о цене на говядину, o бывшем президенте соединённых штатов, собрат ковбоев из Техаса и страстным почитателям Фоор розес ( Четыре розочки-сорт виски), о силиконовой груди кантри певицы Лизи Мери Линч и о многом другом, что было бы непонятным не выпившему, и не принадлежавшему к ковбойству человеку.
Время шло незаметно, но безвозвратно. Вечер спустился мягко, не лишенный нежности, покрыл своей темнотой землю штата Техас. В баре “Трёх сестьёр” к полуночи большинство ковбоев уже разошлось, а те, которые были ещё там, были сильно пьяными. Они валялись на веранде у дверях бара в сене, громко храпели. Неподалёку от них лежал на веранду и престарелый лакей Обама, озираясь в луну задумчиво, покуривал, как обычно косячок марихуану .
Ковбой Джон был полным до козырёк и всю обратную дорогу хотел вспомнить, как объезжал своего коня, но не мог вспомнить, и каждый шаг Пентагона по ямках дороги, причиняли ему головокружение и боль в затылок. Чудом он удерживался в седле. Так, шаг за шагом, далеко после полуночи приехали Джон и Пентагон домой. Наверное, только по божьей воле ковбой Джон, не сломав позвоночника, спустился с коня. Удивительным образом, после третей попытке он смог даже привязать повода Пентагона за дерево у двери и, раскачиваясь, по лестнице войти в дом, не раздеваясь плюхнуться в кровать, сразу заснуть, закатываясь таким громким стаккато, что мышки на кухне на минуту приостановили свою бурную деятельность, навострили ушки и замерли, только деликатные ноздри их влажных, бледно-розовых носиков в такт напрягались обнюхивали темноту. Пентагон печально стоял в мареве света далёких городов, пробивавшимся из-за горизонта. Пентагон хотел пить. Джон храпел в доме и его Внутренний голос молчал.
Часть вторая
Уже много лет, день за днём, так жил наш герой-ковбой Джон ван дер Фелеен, "Один из многих", как дословно с голландского переводилась его фамилия. Джону было лет 30. Сведения о его европейские предки были скудными. Иногда, подшофе он говорил, что его прадед, тоже по именем Джон ван дер Феелен, был капитан пиратского корабля, который курсировал между Карибским морям и Америке, поставляя на континент рабов, в последствии он осел на берегу в Калифорнию и женился. Отец Джона был докером. Много пил и любил играть в карты. Вдруг он исчез, но через несколько дней его нашли зарезанным в один из заброшенных доках на грузовом порту Сан Диего. Неслись слухи, что японские грузчики за долг в карты его зарезали. Тогда Джону было 3 лет отроду.
Свою мать Джон вспоминал смутно. Некоторое время она его таскала с собой, подвизаясь в портовых борделях Сан Диего, а потом бросила маленького Джона у ворот протестантского приюта милосердия и исчезла с некого колумбийца в неизвестном направлении. По сей день от неё не было "ни весть, ни кость".
Джон ясно помнил тот день, после многих лет в приюте, когда внезапно появилась на лимузине с шофером его тётушка в шляпе и забрала его к себе в Неваду. В последствии она его назначила ковбоем в одну из своих ферм в штате Техас.
Тётя Джона, по имени Янъкъ ван дер Фелеен, была женщина лет 60 с чем-то. Крашенная блондинка в теле, высокая громила. Ледяной взгляд её кобальтово-синих глаз за очками высокого диоптрия был непривычно жёстким для существа "нежного пола". Она всегда носила с собой массивный из тёмно-коричневого брезента с чугунной рукоятью зонт. Тётушка появлялась в Техасе на ферме внезапно в компании со своей служанку- мексиканку Маргариту, которая, как тень, послушно и робко шла, чуть позади своей госпожи.
Тётушка была голландского происхождения, может, и правда прадед был тот самый голландский пират-работорговец, но кто точно был её отец, было непонятно.
По матери, она претендовала быть то ли француженкой с Тулона, то ли датчанкой с Копенгагена, то ли еврейкой-шпанёлкы, может быть даже сефардкой, в общем-то, когда как, как по ситуации ей годилось.
Когда-то совершенно загадочным для общества образом она очень вовремя женила на себе одинокого и сильно постаревшего, поглупевшего банкира с Невады, который был собственником одной немалой, золотодобывающей шахту в штате Огайо.
Все знакомые и родственники банкира были в шоке от его выбора спутницы жизни. Ещё до свадьбы после воскресных посещений в церкви, за чашкой чая прихожане долго сплетничали, ахали и охали, но вразумить банкира им не удалось. Oн с тётушкой Джона, как заколдованный, пошёл под венец в местной протестантской церкви фламандского толка.
Год спустя после свадьбы, богач банкир скоропостижно скончался от почечной недостаточности, так называемой альбуминурия, и оставил своей жене крупное наследство с пожизненную ренту от всевозможных вложений и капиталах.
Люди шёпотом говорили, что, наверное, она его каким-то невыдающий внешних признаках отравления мексиканским ядом отравила. Ещё шли слухи о её бурной молодости по ночных клубах Чикаго. Как сплетники уверяли, там госпожа ван дер Феелен, по мужу Вилсон, подвизалась обнажённой танцовщицей, но так как реальных доказательств не было, и свидетели никаких не объявлялось, тётя Джона шла по жизни, имея репутацию богатой, властной женщины, которую боялись, с которую нельзя было шутить или просить денег в долг.
Тётя Джона после смерти мужа была ещё в расцвете сил, но не стала разбрасываться деньгами, а буквально села на своих денежках и начала их копить и преумножать. Её скупость стала легендарной и даже считалось, что выражение "датч парти" (голландская вечеринка, где гости оплачивают сами за свою консумцию), которая уже имеет мировую известность, пошло именно из её дома в Неваде. Имелись в виду вечеринки госпоже ван дер Феелен, которые организовывались дважды в год: к Рождеству Христову и на День независимости, 4-го июля.
Несколько раза в год тётя Джона объезжала инкогнито свои имения. Бывало и так, что она вдруг появлялась в Техасе. Мало кто знал, что ферма нашего Джона тоже была её собственностью, и тётушка выступала благотворительницей своего беспутного племянника. Госпожа ван дер Феелен-Вилсон одаривала своего племянника неожиданным, коротким, но долго незабываемым посещением.
Несправедливо и "как на зло", считал Джон, моменты её появления совпадали с периодами запоя Джона и с грандиозным беспорядком в доме и на ферме. От этого тётя Джона впадала в неистовую ярость, свойственную Джону также. Тётушка, ругаясь громко на голландском, била куда попало Джона своим большим темно-коричневым зонтом, и не останавливалась, пока не появлялась белая пена на её обильно намазанных красной помады губище.
Служанка мексиканка, Маргарита, за долгие годы службы у властной и весьма жестокой женщины была выдрессирована, и не вмешивалась, а только застенчиво и многократно крестилась, призывая на испанском Иисуса и мать Марию в помощи.
Одним ранним, весенним утром, таким же неожиданным образом, когда Джон еще глубоко спал и во всех тональностях и гаммах храпел, в дверь сильно и настойчиво постучались. Раздался грубоватый, горластый голос тётушке Джона, Госпоже Янъкъ ван дер Феелен. Продолжительный и настойчивый стук, громкий и уже очень сердитый голос тётушке, словно водопад устремились к подсознание ещё пьяного и крепко спящего ковбоя.
Звуки медленно, этапами достигли поверхности его мозговой корке и воспроизводили импульсы. Его центральный мозг, снова частично подключился и начал с перебоями принимать и вырабатывать сигналы, передавая их нервной системы. Поток сигналах один за другим проникали в его сознанием, и ковбой Джон обладан панике проснулся. Увидев разъяренное лицо своей тетушке над собой, он от испуга окаменел.
При взгляд на племянника госпожу ван дер Феелен было уже невозможно удержать. Она крепко ухватила рукоять в прошлом веке изготовленного, тяжёлого корабельного зонта, чей обтянутым тёмно-коричневым брезентом каркас был из массивного чугуна. Зонт предназначался специально для трансокеанских грузовых траулеров, и мог выдержать по скалу Шредера - Баермана до 10 балов нагрузку шквалистого ветра.
Ковбой Джон скукожился как креветку, инстинктивно прятал голову руками, умолял и мямлил просьбами остановится, пожалеть его, но, увы, мольбы имели обратного эффекта.
Тётя Джона совершенно потеряла контроль над собой. Вооруженная зонтом, она дала волю рукам. Как попало она избивала племянника. Из глубины госпоже ван дер Феелен вырвался сиповатый, угрожающий возглас, который способен был вспугнуть даже и мертвых. Время как будто остановилось, и казалась Джону вечностью. Сгущённая тишина облепила комнату, ковбой застыл на крoвате в ожидании конца.
Госпожа ван дер Феелен замахнулась зонтом, но в последней момент своего заключительного удара она резко и неожиданно промахнулась, соображая, что если ударить его, то и убиёт его, а сегодня убивать этого негодяя её было неохота.
Мексиканка Маргарита в растерянности от произошедшего, не смотря на её глазах ужаса, всё-таки вовремя смогла подать госпоже стул. Тётушка, сгибая медленно, с хрустом свои застаревшие, массивные, фламандские кости, которые горели изнутри англосаксонской злостью и адреналином, села. Госпожа Янъка ван дер Феелен, не отпуская из рук зонта, дышала глубоко. Как у хищницу у неё раздувались ноздри, а из рту капала кляксами пена. Неосознанно она шраместом языком облизывала губы, вытирая с них остатки пены и помады, и шумно проглатывала слюну. Её дыхание постепенно успокоилось. Напряжение в комнату разрядилась и начало постепенно через множества трещин около окна и подоконниках вытекать во двор. В комнате настала тишина. Ковбой Джон от страха погрузился почти в безсознанием. Он инстинктивно подавлял своим дыханием, и только разлетевшейся с подушек пух, который наклеился на его окровавленном, избитом лицом и ноздри, шевелился в такт и был признак его дыханием. Мышцы тело сами постепенно расслаблялись, и было видно со стороны, как тело само утонула сантиметрами глубже в матрац. Тетушка, не спуская глаз с племянником, чуть повернулась к своей служанке, мексиканке, и велела ей:
-Посмотри, жив ли ещё этот негодяй!
Мексиканка засуетилась около Джона, ощупала его пульс и, приоткрывая ему глаза пальцем, констатировала:
- Жив, жив, госпожа, жив, - тихим голосом промолвила она.
Госпожа ван дер Феелен тяжело подняла своим массивном телом со стулья, кости снова прохрустели, подпираясь своим чугунном зонтом, она постояла и сказала:
-Да, мало было-то ему, повезло мерзавцу, испачкала только свой зонтик.
Подошла к двери, повернулась и снова велела мексиканке:
-Ты своё дело сейчас знаешь, - Маргарита, служанка, кивнула головой. - Тогда всё, я пойду проведаю хозяйству, а ты приведи всё в порядок и подними на ногах этого ницнюта (с голландского - человек, который ни чем не годится).
Остался наедине с мексиканке ковбой Джон, расшевелился, приоткрыл опухлые побоям глаза и осмотрелся вокруг. С глубоким облегчением вздохнул, но не смел или не смог, не сказал ни слова, а повернул снова голову в разорванных пуховых подушек, кстати дарением ему к Рождеству с тетушкиной церковной общины протестантов-реформаторов.
В это время мексиканка Маргарита надела уже свои длинные резиновые перчатки, тихо мямлила на испанском свою тираду к Иисусу и мать Марию и занялась тщательной уборкой.
Не было легко разобраться в бардаке, но умелая в своём деле и рукастая мексиканка буквально за время усердной работы навела порядок. Дом преобразился, заблестел чистый и опрятный. Запах мексиканских благовониях, мыло с хлоркой перемешались со специфичного запаха Чили кон карне (типично мексиканским мясным блюдам с чёрной фасолью и очень горячем красным перцем), которое Маргарита готовила на кухне.
Благоухания едой с кухни сквозь приоткрытую дверь постепенно наполняли дом. Ароматы нежно и ласково прокрадывались к ноздрям Джона, и почти сразу его избитый рот исполнился обильной слюной. Ковбой проглотил, и у него вырвалась вслух даже мысль "Как хорошо было бы после всем этим крепко поесть". Он приподнялся с кровать, и ему хотелось встать, но тело везде так болело, и он не посмел. Джон побоялся распасться частями, поэтому он снова осторожно и медленно опустился на матрац.
Мексиканка услышала, что ковбой расшевелился. "Пора", - подумала она, "Пока госпожа ван дер Феелен не вернулась со своей инспекции по имению, привести ковбоя в порядок".
Маргарита зашла в комнату Джона. Молчаливо помогла ему встать. Не обращая внимания на его вялые протесты, дотаскала его до уборную. Раздела ковбоя до нижнего белья, которое от грязи и крови было почти коричневого цвета, и, буквально, толкнула Джону в приготовленную уже ванную. Как когда наступили на ящерицу-вонючку на хвост, поднялась смрад.
- Карамба (чёрт побери на испанском), - тихо сказала Маргарита, набожно и виновато перекрестилась и хлопнула за собой дверью.
Джон давным-давно не купался. Неожиданное соприкосновение с водой вызвало у него странные ощущения, и само по себе было сенсацией.
Произошло маленькое чудо! Вода его ошарашила, и, если бы башка так не раскалывалась и не болела, можно было бы даже сказать, что ковбой окончательно отрезвился. Внутренний голос молчал.
Честно сказать, не было по-ковбойски купаться! Ковбои считали этим вредным и даже опасным для здоровья. "Тут особый случай, ничего не поделаешь", - думал Джон. Избегая своих открытых ран, он осторожно натирался мылом и, тут же набирая ладонями, водой смывал его, но тем не менее мытья причиняла его избитом телом и лицом боль. Лёжа в ванную, он долго напрягался вспомнить, когда в последний раз купался, но вспомнить ему не удалось, метиловый алкоголь давно сделал уже своё дело и память Джона местами была как пистой (взлётная полоса), совсем гладкой. Сегодня, был не его день. Печалью погружён.
Мексиканка посмотрела на часы, зашла в уборную и через приоткрытую дверь положила на тумбочку Джону свежего белья и одежду. Ковбой понял, что ему пора взять себя в руки, а хотелось поскорее поесть. Он вышел из ванной, надевая халат. Вода в ванную с кровью и грязи была чёрно-бурого цвета. Джон не смел засматриваться долго на себе в зеркале, но начал бриться как можно осторожнее, не затрагивая свои раны. Сравнительно быстро, оставляя волосатые островки около раны, он побрился, оделся и смело пошёл на кухню.
Уже так хотелось жрать ковбою!
Маргарита сразу насыпала ему внушительную порцию Чили кон карне. Подмигнула ему соучастнически, и непонятно откуда взялась и текила. Мексиканка налила ему приличный стакан золотой текилу, засунула бутылку в один из своих внутренних карманах тунике и вышла в двор убирать разбросанный около дома хлам и мусор.
Неожиданное сочувствие на фоне сегодняшних бедствий тронула Джона, и он чуть не заплакал. Не без страха, оглядываясь, он залпом выпил текилу и спрятал стакан в шкафу. Головные боли мигом исчезли. Тело расслабилось, и сознание обрело его обычный непофигизм, и ковбой Джон начал шумно есть. Внутренний голос молчал.
Мексиканка была отличная кухарка, и Чили кон карне было её коронное блюда. Несмотря на открытые раны в рту и губами Джон самоотверженно ел, соблюдая правила мексиканской кухни. То есть, как положено, заправлял еду кусочками лимона, которые Маргарита рядом в огромной кастрюле услужливо положила на тарелочку. Еда была такая вкусная, что он не удержался, встал и сам насыпал себе добавку.
Ковбой Джон съел с большим удовольствием и вторую порцию. Его организм занялся расщеплять огромное количество пищи. В кишках бурлило, и от этого ковбой периодически громко пердел. Ему захотелось прилечь и поспать, но он не смел. От опыта он знал, что к вечеру его тётушка вернётся, и настанет время её длинной тирады. Поэтому Джон прилагал все усилия, чтобы не прилечь и не уснуть.
Он встал и несмотря на боли в тело прошёлся по дому. Заглянул в зал. Мексиканка так хорошо убрала, что даже пульт от телевизора нашёлся. Этот факт обрадовал Джона-так давно он искал его. Прилежная рука мексиканке положила пульта, как положено, рядом телевизионного аппарата.
Так как спина и задница нашего героя были сильно избитыми, все в синяках Джон не мог удобно садится. Не отпуская свой вес, он только смог присесть на краешке софы чинно, и как будто сегодня ничего не произошло нажать не без удовольствия на пульт и включить телек.
Громкий звук передачи вернул его к реальности. Шли новости, он услышал дату и время, и был поражён. На дворе был уже октябрь 2017 года. Ковбой не мог долго концентрироваться на одной передаче и, постоянно нажимая на пульт, менял каналы. Перед его глазами началась чехарда из отрывков разных передач и рекламы. То ухоженные дамы предлагали новую зубную пасту или помаду, пышные блондинки раздевались для очередной порно акта с накаченными стероидами неграми, то с экрана в него стреляли крутые боевики, плавали в джунглях крокодилы, падали самолёты, рушились дамбы, а голос диктора предвещал конец света, то теле-предик наставлял как жить праведно, то непонятно что.
Джон был событиями дня утомлён, но страх от появления его тётушки не позволял ему развалиться на софе и заснуть, поэтому он уже неистово нажимал на пульт перекручивая все возможные телепрограммы вечернего эфира. Даже наедине с собой Джон не смел произносить имя своей тётушки. Он её всегда ужасно боялся.
Обязательно надо отметить, что ковбой Джон в основном не обладал умением думать, но так, поверхностно соображать, если не слишком был пьяным более - менее ещё удавалась эму.
Он с нетерпением ждал возвращения своей тётушки и ещё с большим нетерпением дожидался момента её отъезда.
Вдруг дверь хлопнула и на кухню зашёл кто-то. Шаги были размеренными, и это точно не была его тётушка. Она всегда стучала в пол, подпираясь на свой пресловутый зонт. Дверь в комнату бесшумно открылась, и в зал зашла мексиканка Маргарита. Ковбой Джон вздохнул с облегчением.
Служанка подошла к Джону и подала ему большую кружку с горячим кофе. Джон со взглядом битой собаки, полный благодарности за неожиданную ласку, взял стакан и отпил глоток кофесито (крепкого мексиканского напитка три-два эспрессо без сахара).
Кофесито, маленький кофе, был таким горьким и крепким, что, как во вспышке национальной гордости любят замечать сами мексиканцы, от него бык может упасть во мрак и мертвого поднять с гроба. Мексиканка снова безошибочно угадала, что в этот час дня бедному и замученному ковбою нужно!
К 9 вечера госпожа ван дер Феелен вернулась с шофером.
Старый, но импозантный Кадиллак остановился прямо у двери дома. Хосе-Мария быстро вышел с машину и вежливо открыл дверь, помогая своей госпоже выйти из машины.
Хосе-Мария Родригес-Санчес являлся мужем служанки Маргариты. Он был тёмный, невысокого роста, но со сильно развитым торсом, усатый с узким разрезом глаз коренастый мужик. Его по-индийски таинственный взгляд был проницательный, и как у чёрной мамбы во время нападение на жертву, пристальный. Для незнающих людей его вид был устрашающим, но со своей госпожой Хосе-Мария был чрезвычайно робки вежливым.
Мексиканец говорил мало, знал своё дело. Был отличным шофером и надёжным телохранителям. Служил у госпожи ван дер Феелен много лет, а до этого отслужил мужу тётушки Джона.
После смерти мужа, кроме как многомиллионное состояние госпожа ван дер Феелен унаследовала и эту преданную мексиканскую парочку, незаменимых слуг.
С Маргаритой в присутствии посторонних Хосе-Мария не разговаривал. Они понимали друг друга взглядами. Когда госпожа ван дер Феелен отправляла их вдвоём за покупками Маргарита мелкими, быстрыми шагами следовала за мужем. Толпа на базаре при их появлении замалчивала и уступала им дорогу. Продавцы знали, чего и сколько они закупались и, обмениваясь некими скудными фразами, обслуживали быстро их. Платила всегда Маргарита.
Войдя в дом племянничка, привычным для неё властным тоном госпожа ван дер Фелеен дала ещё какое какие распоряжения шоферу и своей служанке. Громко стуча зонтом по лестницу, а потом и в пол веранды, зашла в дом и пошла прямо в зал, где ещё так чинно на краюшке софы с виноватым видом, ожидая своего приговора сидел наш ковбой Джон. Когда тётушка появилась в дверном проёме, Джон как встал, так и замер истуканом.
- Садись - твёрдо, как отсекла сказала госпожа ван дер Феелен. Джон, затаив дыхание, снова присел на краюшке софы. Тётушка села в кресло напротив него. Не выпуская с рук своего чугунного зонта она пронзала Джона несколько минут своим холодным, кобалтого-синим взглядом. Ковбой не выдержав свёл глаза и чего-то нечленораздельное промямлил.
- Молчать, нитц-нют, - велела его тётушка и как обычно началась её тирада с наставлениями. Измученный ковбой пропускал мимо ушей слова своей тётушки, кивал послушно головой.
Он не был в состоянии вслушиваться в них и вникать в их значение, только повторял про себя «Боже помоги, когда она, наконец, закончит и уйдёт, Боже помоги!»
Так по инерции кивая головой, он не заметил, что его тётя взяла паузу и снова уставилась на него своим холодным взглядом. Вдруг стукнув зонтом в пол, она встала.
Ковбой Джон тоже встал и испугано посмотрел на неё. Госпожа ван дер Феелен шагнула в сторону своего племянника и уже с более доброжелательным тоном сказала:
- Я тебя, негодяя, к Рождеству собираюсь женить, поэтому неделю до Рождественских праздников ожидаю тебя у себя! Не вздумай прийти ко мне в Неваду в пьяном виде! Лишу тебя наследство или убью! Прикажу Хосе-Мария свернуть тебе шею и закопать тебя в пустыне, понял?
Джон был не только удивлён, но и ошеломлён услышанным!
Нет-нет, он не был ошеломлён от того, что тетушка прикажет Хосе-Мария свернуть ему шею и закопать его безжизненный труп в пустыне. Ковбой даже не сомневался, что мексиканец исполнит любой приказ своей госпожи. Хосе-Мария был несомненно в состоянием не моргнув глаз свернуть шею любому.
Ковбой Джон был ошеломлён решением своей тётушки, женить его! Ему даже не было интересно знать на ком она хочет его женить. У него не было права выбора, но Джон ужасно боялся женщин и все его воспоминания о женщинах у были связанными с воспоминаниями о воспитательницах из протестантского приюта для несовершеннолетних, где он прожил немало лет.
С раннего детства из-за неблагополучных обстоятельств в его семье характер у него не сложился. Он привык врать, по мелочам воровать и лентяйничать. К всему прочему Джон был на редкости тупой и нелюбознательным.
Воспитательницы приюта годами всякими телесными наказаниями и другими изощрёнными издевательствами прикрашенных протестантским фанатизмом способах пытались повлиять на Джона, но увы, мальчик, а в последствием юноша никак не мог измениться, а скорее всего прибавил в наглости, лживости и остался окончательно лентяем.
Тётя внушала Джону смешанные чувства подавленной агрессии и страх почитания. Если бы каждый раз, когда она его избивала зонтом, он не был таким пьяным, то скорее всего он мог бы её задушить своими руками. Иногда у него перед глазами мелькали такие картины, и он даже мог ими насладиться. Других женщин Джон не знал, не считая девушек с ковбойских барах. С ними Джон в зависимости от степени своего опьянения вёл себя нагло, бесцеремонно и грубо. Бывало и такое, что он их без особого повода избивал или недодавал оплату за сеанс.
Лишит его наследство, да, соображал Джон, это тоже страшно, но женится ещё страшнее! Госпожа ван дер Феелен выходя на веранду, а потом и направляясь к машине давала своему племяннику последние наставления. Джон кивая головой и со всем соглашаясь, следовал за ней, но его сознание занимала только мысль «Когда, наконец, она уйдёт, поскорее, поскорее бы ушла! Хосе-Мария открыл дверь машины для своей госпожи, она уселась на роскошном кожаном заднем диване в автомобиле, и мексиканец с особой заботливостью и робкой почтительностью закрыл за ней дверь. Маргарита уселась рядом с мужем, и Хосе-Мария, включив фары, дал газу. Машина тронулась. Ковбой Джон с веранды помахал рукой, дожидаясь пока свет фар Кадиллака не исчез за горизонтом. Облегчённо ковбой вздохнул и зашёл в дом. Пошёл на кухню и снова насыпал себя хорошей порции Чили кон карне. Долго ел, взираясь на какую-то трещину. Жуя, бормотал «Сухой режим, сухой режим!». Внутренний голос молчал, трус.
Третья часть
Прошёл октябрь и ноябрь. Ковбой Джон не посещал “Трёх сестёр” и старался не пить. Не всегда ему удавалось остаться совсем сухим, но он позволял себя иногда по вечерам за телеком немножко пива, бокала два три не больше.
По утрам пил кофесито, Маргарита оставила ему на видном месте огромную стеклянную банку с этой адской, горькой мексиканской смесью, и Джону негласное послание Маргариты было ясно, по утрам пить можно только kофесито! Это и спасало его, и помогло ему продержаться целых полтора месяца сухим.
Он даже по утрам стал заниматься по хозяйству, но его внутренний голос, который во хмеле стойко молчал, начал преследовать его всюду и упорно внушать ему свои скверные желания, вызывая у ковбоя дрожь в руках и ногах. Когда приступы становились невыносимыми, и Джону ужасно хотелось выпить, тогда он брался за свой револьвер и стрелял по воронам, если ворон не было, то забивал на веранду дартс, а когда дартс попадали в молоко он громко матерился.
Убивать время и оставаться сухим таким образом пока удавалось, но внутренний голос издевался над ним, толкал бедного ковбоя к тому, что было запретным. В середине декабря Джон сидел в своём стуле-качалке на веранде, попивая кофесито, курил сигару и взирал в даль, где паслись его коровы. Вдруг, на горизонте выплыл силуэт камионетки. На таких ездили обычно мексиканские наёмные работники, или разбойники.
Ковбой взялся за револьвер, притащил на веранду и карабин, и так, на всякий случай, зарядил их. Гостей он не ожидал, и появление камионетки на его территории озадачило и даже встревожило его. Когда камионетка (болг. - грузовичок) совсем подъехала к дому, двое мужчин вышли из машины и быстрым шагом направились на веранду. Ковбой Джон встал с качалки и занял угрожающую позу, но узнав в лицо двух мексиканцев с клана Хосе -Мария он расслабился, опустил карабин и пошёл им навстречу.
Мужчины были усатыми и с прищуренными глазами, как и Хосе-Мария были с развитыми торсами, невысокими, но здоровыми и коренастыми мексиканцами. Они почтительно поздоровались с ковбоем и сказали, что на время отъезда Джона в Неваду к тетушке им велено присматривать за домом и хозяйством. Джон на удивление сразу всё понял. Дело было серьёзное. Джон всё время надеялся, что тётушка его забудет о своих намерениях, он напрасно надеялся. Правда, как она тогда сказала, за неделю до грядущих праздников надо было ехать в Неваду.
Он дал мексиканцам ключи от пристройки. Двое мужчин отправились устраиваться в домик, предназначенный для наёмных работников и больше не мелькались около дома ковбоя.
Джон вздохнул и зашёл в дом. Внутренний голос следовал за ним по пятам, требуя от него отправить тётушку нафиг и выпить! Ковбой с последними силами сопротивлялся ему. Надрывая себя, он открыл шкаф. В свой старый, потёртый саквояж набросал какое- какие вещицы. Отыскал свой праздничный, ковбойский костюм и сомбреро. С удивительной для него аккуратности он положил отобранной одежды на стул накрывая кубышку сомбреро, а пару совсем новых, ковбойских сапог и саквояж поставил рядом. В его движения просчитывалась даже некая ритуальность. Чувства, которые наполняли его, были ему так необъяснимы и такими сильны, что ковбой был не в состоянии в них разобраться. Страх от будущего и желание выпить сменялись чередой, и так утомили ковбоя, что он лёг на кровать, долго взирал на потолок и не заметил, как спустились сумерки, а за ними наступила тихая техасская ночь. Он как будто заснул с открытыми глазами.
Утром его разбудил шум и мычание во дворе. Мексиканцы загоняли скот на водопой. Ковбой Джон объятый странными ощущениями и непонятными мыслями встал. Как после запоя голова его болела в затылке. Он направился в уборную и занялся своим утренним туалетом, побрился, причесав усы по бокам. Зашёл в комнату, надел свою праздничную, ковбойскую одежду, сшитую давно у тётушкиного портного, начистил до блеска сапоги и надел их. Сомбреро и саквояж вынес на веранду и поставил рядом с лестницей, а потом зашёл на кухню.
Как госпожа ван дер Фелеен распорядилась, с соседнего супермаркета ковбою раз в неделю на дом доставляли свежие продукты, и холодильник был забит всем тем, что входило в меню уважающего себя ковбоя: яйца, бекон, сливочное масло, хлеб, консервы фасоли, мясо для стейков, пакеты начищенной и нарезанной картошки. Джон заварил двойной кофесито и сделал себя омлет с беконом. Кстати, это у него всегда неплохо получалось. Обильно позавтракал, потом, допивая свой кофесито, и ожидая мексиканских ковбоев курил на веранде. Джон был так погружён в разговор со своим внутренним голосом, который толкал его к грехам, внушая ему скверные мысли, что не заметил, как двое мексиканца оказались на веранде и молчаливо ждали в стороне его последних распоряжений. Ковбой встал, заметно приветливо поздоровался и переговорил с ними, потом поднял саквояж, надел своё сомбреро и спустился по лестницу.
Его конь Пентагон, как обычно неподалёку дома был поводами привязан за дерево, но был напоен, накормлен, до блеска начищен и уже осёдлан мексиканцами.
Ферма нашего героя находилась, неподалёку от границы штата Нью Мехико, в самый отдалённом уголке Техаса, и чтобы добраться до Карсон-Сити, где жила его тётушка в Неваде, ему было необходимо три дня (93 мили) скакать на Пентагоне до железнодорожного узла Спринг-Крос и оттуда в направлении Аризоны вместе с Пентагона взять товарный поезд. Потом в штате Юта пересесть на другой поезд в направление Невады. Госпожа Янъка ван дер Фелеен хорошо прикинула время-чтобы Джону и Пентагону прибыть на Рождественские праздники с пересадками требовалась неделю на дорогу. Разумеется ковбой мог оставить Пентагона дома и сесть на межштатский автобус, но разве такое было допустимо настоящему ковбою, каким все-таки Джон себя считал, кроме того, остановка автобуса была рядом с фермой Кшиштовского, он узнал бы и до конца жизни высмеивал бы Джона в "Трёх сестёр". Нет-нет, о варианте с автобусом Джон не мог и думать!
Ковбой Джон подошёл к Пентагону, завязал на седло с боку свой саквояж и сел верхом. Пентагон уже с утра, когда мексиканцы им занялись своим чутьём понял, что предстоит ему путешествие и обрадовался. Наконец-то, думал конь, сможет он хорошо размяться и насладится другими пейзажами, лучше, чем целыми днями стоять у кубика сена или привязанным поводами за дерево. Джон дал шенкелей и конь бодро и радостно сам пошёл галопом, что просто изумило ковбоя.
Через мили две-три выехали на дорогу к Аризоне и Пентагон убавил темп, и ритмично покачивая своего наездника, перешёл на рысь. Ковбой Джон был погружён в полемическую схватку со своим внутренним голосом и даже не замечал перемены в пейзажах.
Голос настаивал остановится и передохнуть в следующим баре рядом с дорогой, вкусненько поесть и выпить бокал пива, но Джон качал головой и не сдавался. К вечеру, когда Пентагон уже устал и часто начал поворачивать голову, смотря умоляющим взглядом на своего наездника, наш герой принял решение остановится и переночевать в раскинувшиеся на равнине неподалёку от дороги деревне. Конь всё понял и сразу свернул туда.
Скоро они оказались у ворот придорожного мотель-бара. Ковбой Джон притормозил и спрыгнул с коня. Дверь бара распахнулась и оттуда вышел маленький, худощавый мужичок лет пятидесяти. Он быстро подошёл, поздоровался и принял повода Пентагона. Отвёл его в загон, где напоил и дал ему корм. В это время ковбой Джон уселся за бар, заказал себя двойной стейк с жаренной картошкой и пол-литра безалкогольного пива, что даже его насмешило. Внутренний голос был зол и возмущался, но голод вынудил его заткнуться и дать ковбою спокойно поесть. После ужина Джон сыграл с местными ковбоями партию в бильярд, взял ключ и пошёл в свою комнату ночевать. По привычке, не раздеваясь, плюхнулся на кровать и почти мгновенно заснул.
Рано утром ковбой проснулся свежий как огурчик. «Давно так не бывало», - подумал Джон. Быстро собрался и покинул комнату. Уселся за бар и заказал себя обильный завтрак: двойной кофесито, омлет с беконом и фасолью, потом порцию френч тост с канадским агорным сиропом. Заплатив счёт кредиткой Джон не без удовольствием заметил, что его тётушка пополнила ему сальдо. Факт сам по себе не мог не радовать, и ковбой раскошелился - купил себя пачку кубинских сигар. Внутренний голос злился, требовал и бутылку виски, хоть стакан коньячка, или в крайнем случае, нормальный бокал пива, но Джон, удивляясь сам себе, что не сдался, а даже послал голос нафиг.
Он уселся на веранду бара, заказал ещё двойной кофесито и, некоторое время созерцая необъятные просторы, выкурил, получая удовольствие одну кубинскую сигару. Худощавый мужичок привёл осёдланного и отдохнувшего Пентагона. Джон дал мужичку чаевые. Снова в путь.
Второй день его путешествие было аналогично первому. Третий день начался своеобразно. Когда Джон и Пентагон были за 3 мили от бар-мотеля, где они переночевали, ковбой заметил, что забыл там свой саквояж и ему пришлось вернуться. Всё время на обратном пути Джон повторял себе: «Чёрт побери, какая плохая примета!» Через час, полтора они вернулись. Бармен сидел на веранде у двери своего бара и курил сигару. Мужик был разговорчивый и Джону пришлось выслушать несколько рассказов о том, чего люди забывали у него в мотеле, потом за счёт бара выпили по пиву. Внутренний голос Джона был в восторге и требовал ещё и ещё, но ковбой сумел взяться в руки и вовремя покинул бар.
Чтобы наверстать упущенное время ковбой, задал Пентагону галоп, но лошадь, продержалась так не более двух миль и, ритмично укачивая своего наездника, перешла на рысь. Под вечер они добрались до Спринг-Крос. Назавтра в обед прибывал нужный Джону поезд.
В глубинке Америки ещё не редкость комбинированные пассажирские и товарные поезда, которые курсируют между сельскохозяйственными южными штатами, перемещая одновременно людей, скотину, кормов и контейнерах. Несмотря на наличие электричества в этих поездах нередко прицепляют старые локомотивы на мазуте, что особо удивляет путешествующих по Америке европейцев, которые не ожидают, что в якобы самой развитой стране мира увидят действующие локомотивы с прошлого века. Американцев это никак не смущает. Марка поезда зависит от финансовой возможности собственника состава и железной дороги. Не редкость, когда поезд вдруг останавливается, отцепляются несколько из последних вагонов, из которых выскакивает скотина и пару ковбоев. Как будто из-под земли появляются два-три мексиканца, освобождая путь дрезиной, выталкивают опустевшие вагоны на глухую линию, и всё это длится не более полу часа, а потом поезд едет дальше.
Джон подыскал бар-мотель, чтобы переночевать.
Спринг-Крос был в основном для поездов важный товарным железнодорожным узлом. Тут пересекались и перестыковывались товарные составы во всех направлениях южных штатов США. Само по себе местечко Спринг-Крос было довольно невзрачное, типичное для глубинки Америки захолустье. За множеством переплетающихся рельсовых путей и стрелочных будках, глухих линиях, и с 30 годов прошлого века кучу ржавых контейнерах мерещились каркасы заброшенных, нефтяных вышек, полуразрушенных фабричных труб, а за ними безжизненный пейзаж пустыни Аризоны.
Жители городка, не считая мелких общин белых мормонов, которые держали координацию поездов и товаров, были работягами мексиканского происхождения. Колорит городу придавала одна китайская семья, держащая кроме супермаркета и оружейного магазина, также два мотеля-борделя с дешёвыми, уругвайскими проститутками. Сутенёр, подозрительно неженатый, жирный пакистанец - парикмахер, который в свою лавку на вокзале с чалмой алого цвета и широкой улыбкой с видимым удовольствием усердно брил, стриг и переправлял в свои бордели отягчённых, упитанных и накаченных ковбоев, которые днями дожидались своих грузов или поездов.
Именно в один из бар-мотелей попал Джон. Уселся за бар и некое время прикидывал, что себе заказать на ужин. Его внутренний голос был невыносим, то угрожал, то коварно рисовал яркие картины о былых подвигах ковбоя. Джон отчаянно сопротивлялся, посылая его всё время нафиг. Джон заказал двойной стейк с жареной картошкой, безалкогольного пива не было, и даже бармен с недоумением посмотрел на Джона. Ковбой пристыдился и заказал себе двойной пайнд (пинта) ирландского пива.
-Ну ладно, больше не буду, - обещал Джон себе.
Ожидая свой ужин ковбой Джон оглядывался по сторонам, отпил глоток пива. Как будто и этим он подал неведомые силы тайный знак! Прямо, как мухи на мёд на него со всех сторон налетели скудно одетые, невысокого роста, круглобёдристые уругвайские проститутки, якобы официантки, одна подавала Джону приборы, другая тарелку со стейком и с картошкой, третья доливала ему пиво. Все они улыбались ему, подмигивали, со своим тяжёлым южноамериканским акцентом болтали непонятно о чём. Голова Джона закружилась. Его внутренний голос ликовал и топтал последние попытки сопротивление ковбоя. Он требовал выпить! Джон уже пил, но не хотел, и даже отказывался выпить, на что голос кричал ему «Тогда я сам выпью и за тебя», при этом голос оглушительно хохотал.
Джон, или скорее всего внутренний голос, уже заказывал бокал за бокалом виски со льдом. Уругвайские гурии, гипнотизируя ковбоя Джона со своими чёрными, слегка прищуренными, индийскими глазками кружились около него. Они нашёптывали ему разные шалости в ухо. Трогали и гладили его, смеялись, показывая белые, мелкие, но как у волчиц прерий хищные зубки. Внутренний голос Джона подстрекал и одновременно толкал его к греху. Ковбой окончательно потерял контроль над собой, перестал сопротивляться, соображать и сдался пьянству и разврату.
Так из ничего и начался "духовно-моральный" срыв нашего ковбоя. В последствии Джон так и не понял как оказался в комнате в объятиях сразу трёх гурий. Одна целовала его, другая раздевала его, третья обыскивала его саквояж и валяющихся на полу джинсы. Поздним утром ковбой Джон с оловянной головой проснулся. Вокруг него не было ни гурий, ни его портмоне с наличными, ни кредитки, ни ремня с револьвером, ни его саквояжа, ни его новых сапог и даже его ковбойского сомбреро не было! Видимо, гурии всё унесли! Его внутренний голос, видимо со вчерашней пьянки ещё спал, и поэтому молчал. Вдруг в дверь громко постучали, напомнили, что оплата до часу дня и попросили покинуть комнату. Бедный ковбой ели поднялся с кровать, надел свои джинсы и рубаху, свой кожаный сюртук он не нашёл, гурии унесли. Босяком ковбой спустился вниз.
Полируя стаканы полотенцем за баром стоял сутенер мотеля, чалматый пакистанец. На вопросы Джона о гуриях, на требованиям вернуть ему вещей и денег, пакистанец удивился, он, мол, тут ни при чём, ничего не видел и слышал, какие деньги, какие сапоги и сумочки, боже, какие револьверы, тут у него приличное заведение!
Пакистанец умел нагло врать и невинно хлопать глазками. Когда Джон попросил сжалится и дать ему хоть опохмелится, внешне робкий пакистанец преобразился в дракона. Выталкивая на улицу бессильного и еле стоящего на ногах ковбоя стал истерично кричать, мол, убирайся, а то вызову шерифа. На фоне свалившихся на ковбоя бедствий Джон порадовался, когда увидел Пентагона! Конь был привязан за столб и в компании других ковбойских лошадок доедал свой вчерашний кубик сена. Ковбой Джон отвязал лошадь и не переставал удивляться. Как гурии его не украли? Он повёл лошадь за собой. Джон не в силах оседлать Пентагона медленно шёл по обочине дороги. Они пересекли дорогу, заглянули на платформу вокзала. Там пустынный ветер раскачивал деревянное табло с расписанием поездов. Его ржавые скрепы скрипели в так ветра ковыряя ковбою душу. Час тому назад, ушёл нужный поезд ковбоя Джона!
Этот факт совсем добил из без того уже отчаявшегося ковбоя.
Джон, погружённый в себя, был неспособен дать себе отчёт, что дальше с ним будет, и по инерции пересёк железные пути, оказавшись на тупиковой линии вокзала, заметил несколько открытых, забитых сеном вагонов. Джону было так тяжко передвигаться босяком, что он замотал повода Пентагона на столб рядом с рельсами, подбросил ему охапку сена, а сам залез в вагон. Джон был абсолютно бессилен! Голова его раскалывалась! Мозговые клетки целыми пачками распадались на молекулы и дохли засоряя проходы между капиллярами, таким образом, перекрывая связь между полушариями!
Перед глазами ковбоя в хаотичном порядке мелькали страшные картины! Даже, если бы чудесным образом, в таком окаянном виде, добрался бы он до Невады, без своим ковбойском снаряжения, босяком он никак не мог появится на глаза своей тётушке! Её чугунный зонт висел над ним как меч Дамоклов!
Вернуться на ферму, да это было вариант, 93 мили не было уж и так много, как-нибудь Пентагон доскакал бы до фермы, но сейчас ковбой Джон не был в состоянии принимать даже элементарные решения, ему был нужен покой, полный покой!
Его внутренний голос продолжал молчать! Некому было подсказать ковбою, что делать-то чёрт побери!
Сено в вагоне манило своей мягкостью и приятным запахом. Ковбою был нужен покой, абсолютный покой! Джон с усилием лёг и зарылся в сене. Упоительный запах успокоил его, он закрыл глаза и почти сразу отрубился и заснул. Ковбой Джон так глубоко спал, что не мог услышать, когда вагон, в который он спал мексиканские работяги дрезиной увезли и прицепили к составу поезда.
Прошло еще некоторые время, но ковбой не просыпался, а глубже погружался в свой сон, поэтому он тоже не мог почувствовать, как поезд тронулся, поехал и увёз навсегда нашего героя- ковбоя Джона в неизвестном направлением!
Только его верная лошадь Пентагон дёрнулась, повода размотались со столба и лошадь некоторое время бежал параллельно поезда, но поезд постепенно набирал скорость, и Пентагон начал отставать, а потом и вовсе остановился. Он долго и взволнованно, раздувая ноздри топтал на месте, рыл в землю копытами, но вдруг повернулся. Конь знал обратный путь и галопом направился к родной ферме, в штате Техас.
Сложно сказать сколько дней и ночей Пентагон с передышками передвигался, но одним ранним утром он оказался у ворот загона родной ферме. Мексиканские наместники Джона выводили скот на водопой, увидав пыльного и абсолютно истощённого коня удивлёнными взглядами подошли к нему. Подали воду и сено, гладили его по голове, смотря на небо крестились и долго на своим испанским чего-то бурно обсуждали.
В это время подъехал Каддилак, Хосе-Мария вылез из машины, зашёл в дом ковбоя Джона, переговорил с работниками мексиканцами, сел снова в машину и уехал. Он сейчас тоже хотел бы пропасть без вести, ведь зонтик госпожи ван дер Фелеен теперь пройдёт по его спине. О, Иисус и Мария!
Аксакова Ада
12 ноября 2017 г.
Амстердам, Королевство Нидерланы